![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
popados- Тс-с…Лёху не разбудите,- посоветовал Эмиль и снова уронил голову на подушку.
Мы украдкой спустились по лестнице и окунулись в раннее бейрутское утро. Где-то в далёкой слякотной Москве мириады машин толкались озлобленно по утренним пробкам, а здесь тёплое море нежно гладило сонную набережную, напевая тихо мелодию нерастраченной за тысячи лет любви.
Иногда эта любовь нежна и чувственна, нетороплива, как ласки опытной матроны, но в иные ветреные дни бушует солёная стихия и стонет похотливой нимфоманке подобно, и окатывает берег брызгами тайных желаний. Как же люблю я сидеть часами на камнях и внимать страсти Богини Моря и Повелителя Земли! — но иные, совсем иные аттракции манили в тот день двух путешественников, и пустая маршрутка уносила их от портовой набережной к южному автовокзалу. Сегодня богиня истории Клио, забывчивая и непостоянная, пригласила нас посмотреть на свою главную ливанскую сокровищницу римский храм Юпитера, а заодно проехаться по знаменитой долине Бекаа и заглянуть в колыбель и главный форпост ‘’Хезбаллы’’ — шиитский Баальбек.
Пятачок под мостом Кола, восстановленным наспех после бомбёжек, громко называется вокзалом, но в действительности представляет собой скопище маршруток-»сервизок», что сервизят разномастных арабов по городам и весям этой компактной страны.
Наша дорога, не представлявшая поначалу ничего интересного, попетляла было по неприметным населённым пунктам и выкатила неожиданно в долину, укрытую лоскутами полей и похожую на широкий коридор, огороженный по краям хребтами, плывущими в лёгкой послерассветной дымке. »Бекаа!»,- выпучили глаза туристы и закрутили головами, ожидая увидеть следы взрывов, разбросанные автоматные гильзы и полуистлевшие трупы солдат на брустверах окопов. Однако долина, неоднократно уничтоженная ещё политобозревателями Сейфуль-Мулюковым и Генрихом Боровиком, выглядела вполне мирно: бесконечные злаковые посевы и чумазая ребятня вокруг небольших домишек.
Баальбек встретил пытливым взглядом добряка Насраллы с придорожного плаката и неземными — иного слова нет — видами древнеримских развалин, к которым в путеводителях обычно даётся ёмкое определение »magnificiant».
»Ах, колоссаль!», — пискнули мы и затрусили ко входу, который, разумеется, оказался платным. Но какой же пытливый российский ум не ищет обходных бесплатных путей и дырок в заборе?! Сделав ‘’морды кирпичом’’, т.е. нужным в строительно-реставрационном деле материалом, странствующие россияне совершили попытку проникновения через выход, но были остановлены бдительным охранником, не поверившим, что кирпичи необходимы для »ремонта Провала». Нет — ну и хрен с ним. Всё равно оно того стоит, творение сынов Ромула и Рема поражает всякое воображение.
Натуралист-биолог зевнёт, скалолаз-любитель посмотрит зачарованно поверх стен, иссечённых временем, на окрестные горы, но всё это не более, чем позёрство. Стоит просто подняться по массивной лестнице туда, где века спрессованы в тёмно-жёлтые камни колонн и пилонов, застывших в архитектурном совершенстве или хаотично валяющихся — и любой скептик спотыкнётся, поражённый, и зашарит судорожно по сумке в поисках фото, видео, или неважно чего ещё, дабы остановить хоть на мгновение мутный поток Времени и не захлебнуться в его густом эфире. Всё вокруг, даже запах, источаемый этими нагретыми южным солнцем камнями, дышит самой Историей, и вот уже очередной турист застывает на месте и крутит свою машину времени, и глядит, не отрываясь, в одну точку, и зрачки его расширены и неподвижны, и губы мусолят невесть о чём.
Мы с Кериманом никакое не исключение и тоже сидим молча на парапете и пожираем глазами в немом восхищении грандиозный храм Бахуса.
Собственно, он один и смог выжить в череде землетрясений и губительных набегов, что разрушили соседний храм Венеры и главное святилище храм Юпитера, от которого остался лишь фрагмент колоннады — символ современного Баальбека.
Невероятный по красоте камбоджийский Ангкор, бирманский город храмов Баган, храм-гора Боробудур, теперь вот Баальбек… Каждый раз я задаю себе один и тот же вопрос: чем же ещё возможно удивить взор, привыкший лицезреть грандиозные творения древних? — и каждый новый раз здоровый скептицизм бывает посрамлён. Стоунхедж, пирамиды Гизы, Тимбукту, истуканы острова Пасхи, далее везде?
И всё же наш человек не был бы нашим человеком, если наряду с познавательными задачами не ставил бы перед собой задачи научно-исследовательские. Пресловутая »дырка в заборе», тем более на арабском Востоке, обязана была быть, и мы, облазив напоследок ещё раз каменные барельефы украшенные древнеримской свастикой, пустились на её поиски. Цель, поставленная перед экспедицией, была достигнута, бесплатный вход на территорию найден, и представлял он собой разрыв в колючей проволоке, пущенной по периметру. Мы проникли на задворки храма Юпитера и обнаружили знаменитые каменные блоки в его основании.
Когда-то они служили фундаментом ещё более древнего храма, воздвигнутого на этом месте задолго до римлян. Весом в тысячу тонн каждый, идеально ровно уложенные друг на друга, эти каменные исполины до сих пор представляют загадку: кто и каким способом их добыл, перенёс на это место и поставил? Я, как строитель-снабженец, прикинул, что для этого необходимо в наше технически продвинутое время. Итак, заказываем 1000-тонный кран »Розенкрац» и получаем его по морю в разобранном виде. Строим специальную дорогу до Баальбека, желательно из аэродромных плит, и перевозим это чудо техники на десяти специальных трейлерах по 23 метра длиной каждый. Перекрытые дороги и сопровождение Госливанавтоинспекции сами собой разумеются. Обычные ливанские дороги не подойдут, поскольку нагрузка на ось составляет 120 тонн.
Затем монтируем кран на бетонной платформе, поднимаем первый блок и грузим его…чёрт, не придумали ещё люди транспорта для таких весов. Остаётся только один путь — волоком. Опять строим специальную дорогу от каменоломни до будущего храма, обязательно с уклоном и основанием помощнее, что-нибудь из монолитного шлифованного железобетона по новейшим технологиям. Запрягаем десяток спецтягачей с толстенными металлическими тросами (высоколегированная спецсталь, усиленная на разрыв) и волочём это богатство на стройку. Крановщик матерится и отказывается поднимать столь чудовищный груз из-за боязни загубить технику стоимостью в десяток миллионов долларов. Вызываем боевиков ‘’Хезбаллы’’, они берут строптивого крановщика на мушку и заставляют-таки поднять этот злосчастный блок. Потом-второй, третий, четвёртый…на пятом чудо немецкой инженерной мысли безнадёжно ломается, и небогатая средиземноморская страна ещё несколько лет выплачивает долги за свою неосуществлённую наполеоновскую мечту.
Но как, скажите мне, как, чёрт побери, три тысячи лет назад древние люди при помощи зубил и верёвок смогли совершить то, что не по силам ныне самому тщеславному государству?! Поломав и так и сяк голову, мы оставили решение этой загадки более грамотным специалистам и двинулись на осмотр собственно города, упомянутого египтянами ещё в XVlll-ом веке до нашей эры.
‘’Хезбалла’’ тут везде: плакаты, листовки на лобовиках автомобилей, стикеры на дверях, портреты в рамках на стенах заведений, растяжки между домами и трёхдолларовые футболки у продавцов, что пасутся возле старинных развалин. Мы понимаем, что не ‘’Хезбалла’’ прячется в Баальбеке, сам Баальбек — это и есть одна большая ‘’Хезбалла’’, и выгнать её оттуда можно лишь со всеми жителями поголовно. Улицы наполнены торговцами, машинами, ремесленниками, фактически это и есть квинтэссенция настоящего Ливана, в пику бейрутскому лоску. Жители Баальбека, несмотря на постоянный поток туристов, не растратили гостеприимства, свойственного шиитам: улыбаются, с удовольствием фотографируются и угощают особыми пирожками с мясом, которые пекут только здесь и нигде больше.
Жаль, очень жаль покидать столь интересное место, но нам нужно ещё взглянуть на каменоломню, откуда и были вырезаны те блоки, что пошли на строительство храмов. По древнему восточному обычаю жители на вопрос »А как пройти в музей?» махали руками неопределённо-вверх и в разные стороны. Пришлось поймать попутку, благо ехать было недалече.
»Колоссаль!» — второй раз за день воскликнули мы, увидев огромный камень правильной четырёхугольной формы, брошенный неизвестными строителями.
Стройная теория с тягачами рухнула в одночасье: храм призывно сверкал под солнцем на солидном возвышении, а местность между пунктами добычи и строительства изрезана небольшими холмами. Даже блестящим специалистам, коими были прорабы ГУП »Главдревнеримстрой» не под силу решить такую сложную задачу, поэтому, как ни прискорбно сердцу прожжённого материалиста, приходится признать версию о вмешательстве внеземной высокоразвитой цивилизации (есть и такая). Тьфу, так и до летающих тарелок дойти можно…
Вечерело. Пора было возвращаться в ливанскую столицу. Но как же не хотелось отсюда уезжать!
- Может, заночуем здесь?
- А Эмиль?! Вдруг его Лёха Мороз поймал и теперь пытает?
- Водкой? Вполне возможно. Надо ехать, выручать друга…
Предчувствия не обманули: дым в комнате стоял коромыслом, на балконе Лёха с женой раскрашивали обессиленному Эмилю небо алмазами его безбедного будущего. Водка лилась рекой. Эмилич, как мог, оборонялся закуской из своих припасов, но осилить такое количество выпивки был не в состоянии. Кериман мужественно сменил его на боевом посту; я же предпочёл отсидеться в христианском квартале неподалёку.
Ночная жизнь кипела, к модным клубам подъезжали »мерсы» и »хаммеры» золотой молодёжи, цены в меню становились всё длиннее, а юбки расфуфыренных красавиц всё короче, и потерявшийся посреди этого праздника жизни, я вдруг ощутил острое желание вернуться в свой Ливан — туда, где трещина на стекле дряхлого автобуса заклеена портретом Насраллы, люди искренне улыбаются и говорят »Салям алейкум», а над зеркальной гладью Средиземного моря грозно нависают замки крестоносцев.
Не сейчас. Когда-нибудь, может, в следующей жизни, мы вернёмся и пригубим из чаши местного гламура, но не сейчас. Потом…
О смиренной жестокости и воинственном милосердии.
Два вихря, два смертоносных потока ворвались в Баальбек одновременно с западной и восточной окраин, сметая испуганных его защитников. Если бы вы могли летать подобно охотничьему соколу, что высматривает на земле добычу, то увидели б две чёрные реки всадников Аллаха, заливающие каменные улицы, и вспышки молний — то сабли сражающихся высекали предсмертные искры. Отряд эмира Арефа появился неожиданно со стороны Ливанского хребта и уже рубил остатки баальбекского гарнизона на ступенях храма Юпитера. Его брат Керим ворвался с нукерами в городскую церковь, где укрывались христиане, и совершил акт жестокости, перебив вооружённых защитников вместе с невинными прихожанами, среди которых было немало женщин. К вечеру всё было кончено. Десятники рыскали по улицам и окрестным деревням, набирая лучников; пленных отдали по дешёвке в рабство набежавшим бедуинам — этим шакалам пустыни. Потом они выручат хорошие деньги на невольничьем рынке в Дамаске.
Два брата встретились в зале храма Бахуса, где у христиан находился штаб гарнизона. Нападение было столь внезапным, что скудная казна осталась нетронутой, а под шатром начальника кафиров валялись сургучная печать и резной кинжал тонкой дамасской работы. Ареф и Керим обнялись. Перед ними в немом своём великолепии застыли колонны древнеримского святилища.
- Видел ли ты, брат, нечто подобное?
- Клянусь Аллахом, предки кафиров умели строить! В самом Каире мало найдётся дворцов, сравнимых с этими чудесными творениями рук человеческих! Наш отец был прав…, — они вышли через боковой вход и остановились, созерцая.
Время и недавнее землетрясение изрядно потрепали храм Юпитера: крыша его наполовину обвалилась, остатки колоннады центрального входа валялись по двору никем не убранные. Баальбекцы говорили, что когда-то пытались расчистить площадь, но не смогли сдвинуть с места огромные каменные глыбы с резной росписью. Наверное, сам Создатель помогал древним в их свершениях.
Ночевать решили здесь же. Утром отряд, изрядно пополненный новыми воинами, выдвинулся обратно в Бейрут. Я заметил, что Керим еле держится в седле от недосыпания и мрачен, как самая чёрная туча, идущая с моря в сезон дождей.
- Что с тобой, брат? — подъехал к нему Ареф. — Какой недуг, душевный или телесный, оставил печать на твоём челе? Почему невесел ты, словно возвращаешься не с благой вестью победы, а с позором поражения?
- Вчера я радовался вместе с тобой и возносил хвалу Аллаху за наши успехи, но ночью…
- Что же произошло ночью?! Кто-то потревожил твой сон? Или дурные сновидения отравили покой?
- Я видел их. Тех несчастных, кровь которых пролил вчера на церковный алтарь. Я видел раны, что нанёс им, смотрел в безжизненные глаза молодых женщин и стариков, не в силах сдвинуться с места. Сам Иблис приоткрыл ворота преисподней, и оттуда они тянули ко мне руки, словно возжелав забрать с собой, и плакали, и стонали. До утра я не мог сомкнуть глаз…
- Ты пролил кровь невинных? Наверное, ты забыл закон священного джихада: он может вестись только на землях дар аль-Ислама и только с вражескими воинами. Пусть эта бессонная ночь будет нам всем уроком.
- Я не сказал тебе самого главного. Посмотри. — Керим вынул саблю из ножен. Её острие было обагрено потёками крови. – Пятна обезобразили клинок, как ни старался я вытереть их. Это дурное предзнаменование.
- Слова отца сбылись. Ты взял на душу тяжкий грех и должен искупить вину перед Аллахом. Я думаю, он подскажет тебе путь. Прислушайся к своему сердцу и поступай по его велению, а мы, твои братья, всегда поддержим тебя.
В Бейруте уже ничто не напоминало о боях трёхдневной давности. Утренний сук* кипел, как и раньше, неистовой торговлей, в порту рыбаки вываливали корыта со свежим уловом. На улицах и площадях не переставали громогласно восхвалять милость султана, желая ему новых побед. Салах ад-Дин выступил немедленно, за один день достигнув и захватив Джебайль — древний финикийский Библос.
Город ещё не пришёл в себя после Большого Сирийского землетрясения: двадцать лет назад в живых здесь, говорят, остался лишь один человек. Но замок госпитальеров был почти целым, и на его открытой площадке египетский — а теперь уже и ливанский — владыка принимал ключи от городских ворот. Немногочисленный гарнизон крепости даже не сопротивлялся и весь перешёл на сторону сарацинов.
После вечернего намаза, когда в переполненный шатёр повелителя уже заносили куски дымящейся сочной баранины и кувшины с охлаждённым шербетом, в нём появился Керим, необычайно серьёзный и печальный для столь радостного часа. Эмиры и нукеры, испытавшие на себе его тяжёлый взгляд, поспешили покинуть палату; Ареф знаком велел мне остаться. Султан Юсуф сидел неподвижно и ничем не выдавал своего душевного расположения. Лишь глаза его, прищурившись, проницательно смотрели на сына. Он как будто знал, о чём пойдёт разговор. Керим подошёл и преклонил колено:
- Я принял решение…
- Можешь дальше не говорить. Я всё понял ещё тем утром, когда вы вернулись из Баальбека. У тебя было лицо не воина, но суфия.
- Я совершил тяжкий грех, и оружие моё испачкано кровью невинных.
- Твоё оружие отныне — священный Коран и суры его на твоих устах. Это решение достойно мужчины и я благословляю его. Я всегда мечтал утверждать волю Всевышнего книгой и молитвой, но вынужден делать это мечом. У тебя иная судьба, иное предначертание. Так угодно всемилостивому Аллаху и не нам, жалким рабам, перечить его желаниям.
- Прости, отец, я наверно подвёл тебя и своих братьев, сражающихся против кафиров.
- Не беспокойся. Главное уже сделано. На отрогах Хаттина теперь стоит часовня Куббат ан-Назр, как символ нашей победы. Из Египта пришёл мой брат Малик аль-Дин со своим войском и захватил всю Палестину. Совсем скоро мы покорим последний бастион крестоносцев Тир и с триумфом войдём в священный Аль Кудс. Я буду счастлив, зная, что мой сын молится Всевышнему за наши успехи. Я отправляю Эльчина на захват Триполи, ты поедешь с ним. Потом вы вернётесь в Дамаск, он станет наместником, а ты поступишь в монастырь суфиев при мечети Джамиль аль-Омауи. Он самый почитаемый в городе, там будут рады новому монаху. А мы с Арефом пойдём немедля на юг и сделаем то, что не удалось султану Нуреддину и его отцу славному Зенге: сочтём дни Иерусалимского королевства!
Мы украдкой спустились по лестнице и окунулись в раннее бейрутское утро. Где-то в далёкой слякотной Москве мириады машин толкались озлобленно по утренним пробкам, а здесь тёплое море нежно гладило сонную набережную, напевая тихо мелодию нерастраченной за тысячи лет любви.
Иногда эта любовь нежна и чувственна, нетороплива, как ласки опытной матроны, но в иные ветреные дни бушует солёная стихия и стонет похотливой нимфоманке подобно, и окатывает берег брызгами тайных желаний. Как же люблю я сидеть часами на камнях и внимать страсти Богини Моря и Повелителя Земли! — но иные, совсем иные аттракции манили в тот день двух путешественников, и пустая маршрутка уносила их от портовой набережной к южному автовокзалу. Сегодня богиня истории Клио, забывчивая и непостоянная, пригласила нас посмотреть на свою главную ливанскую сокровищницу римский храм Юпитера, а заодно проехаться по знаменитой долине Бекаа и заглянуть в колыбель и главный форпост ‘’Хезбаллы’’ — шиитский Баальбек.
Пятачок под мостом Кола, восстановленным наспех после бомбёжек, громко называется вокзалом, но в действительности представляет собой скопище маршруток-»сервизок», что сервизят разномастных арабов по городам и весям этой компактной страны.
Наша дорога, не представлявшая поначалу ничего интересного, попетляла было по неприметным населённым пунктам и выкатила неожиданно в долину, укрытую лоскутами полей и похожую на широкий коридор, огороженный по краям хребтами, плывущими в лёгкой послерассветной дымке. »Бекаа!»,- выпучили глаза туристы и закрутили головами, ожидая увидеть следы взрывов, разбросанные автоматные гильзы и полуистлевшие трупы солдат на брустверах окопов. Однако долина, неоднократно уничтоженная ещё политобозревателями Сейфуль-Мулюковым и Генрихом Боровиком, выглядела вполне мирно: бесконечные злаковые посевы и чумазая ребятня вокруг небольших домишек.
Баальбек встретил пытливым взглядом добряка Насраллы с придорожного плаката и неземными — иного слова нет — видами древнеримских развалин, к которым в путеводителях обычно даётся ёмкое определение »magnificiant».
»Ах, колоссаль!», — пискнули мы и затрусили ко входу, который, разумеется, оказался платным. Но какой же пытливый российский ум не ищет обходных бесплатных путей и дырок в заборе?! Сделав ‘’морды кирпичом’’, т.е. нужным в строительно-реставрационном деле материалом, странствующие россияне совершили попытку проникновения через выход, но были остановлены бдительным охранником, не поверившим, что кирпичи необходимы для »ремонта Провала». Нет — ну и хрен с ним. Всё равно оно того стоит, творение сынов Ромула и Рема поражает всякое воображение.
Натуралист-биолог зевнёт, скалолаз-любитель посмотрит зачарованно поверх стен, иссечённых временем, на окрестные горы, но всё это не более, чем позёрство. Стоит просто подняться по массивной лестнице туда, где века спрессованы в тёмно-жёлтые камни колонн и пилонов, застывших в архитектурном совершенстве или хаотично валяющихся — и любой скептик спотыкнётся, поражённый, и зашарит судорожно по сумке в поисках фото, видео, или неважно чего ещё, дабы остановить хоть на мгновение мутный поток Времени и не захлебнуться в его густом эфире. Всё вокруг, даже запах, источаемый этими нагретыми южным солнцем камнями, дышит самой Историей, и вот уже очередной турист застывает на месте и крутит свою машину времени, и глядит, не отрываясь, в одну точку, и зрачки его расширены и неподвижны, и губы мусолят невесть о чём.
Мы с Кериманом никакое не исключение и тоже сидим молча на парапете и пожираем глазами в немом восхищении грандиозный храм Бахуса.
Собственно, он один и смог выжить в череде землетрясений и губительных набегов, что разрушили соседний храм Венеры и главное святилище храм Юпитера, от которого остался лишь фрагмент колоннады — символ современного Баальбека.
Невероятный по красоте камбоджийский Ангкор, бирманский город храмов Баган, храм-гора Боробудур, теперь вот Баальбек… Каждый раз я задаю себе один и тот же вопрос: чем же ещё возможно удивить взор, привыкший лицезреть грандиозные творения древних? — и каждый новый раз здоровый скептицизм бывает посрамлён. Стоунхедж, пирамиды Гизы, Тимбукту, истуканы острова Пасхи, далее везде?
И всё же наш человек не был бы нашим человеком, если наряду с познавательными задачами не ставил бы перед собой задачи научно-исследовательские. Пресловутая »дырка в заборе», тем более на арабском Востоке, обязана была быть, и мы, облазив напоследок ещё раз каменные барельефы украшенные древнеримской свастикой, пустились на её поиски. Цель, поставленная перед экспедицией, была достигнута, бесплатный вход на территорию найден, и представлял он собой разрыв в колючей проволоке, пущенной по периметру. Мы проникли на задворки храма Юпитера и обнаружили знаменитые каменные блоки в его основании.
Когда-то они служили фундаментом ещё более древнего храма, воздвигнутого на этом месте задолго до римлян. Весом в тысячу тонн каждый, идеально ровно уложенные друг на друга, эти каменные исполины до сих пор представляют загадку: кто и каким способом их добыл, перенёс на это место и поставил? Я, как строитель-снабженец, прикинул, что для этого необходимо в наше технически продвинутое время. Итак, заказываем 1000-тонный кран »Розенкрац» и получаем его по морю в разобранном виде. Строим специальную дорогу до Баальбека, желательно из аэродромных плит, и перевозим это чудо техники на десяти специальных трейлерах по 23 метра длиной каждый. Перекрытые дороги и сопровождение Госливанавтоинспекции сами собой разумеются. Обычные ливанские дороги не подойдут, поскольку нагрузка на ось составляет 120 тонн.
Затем монтируем кран на бетонной платформе, поднимаем первый блок и грузим его…чёрт, не придумали ещё люди транспорта для таких весов. Остаётся только один путь — волоком. Опять строим специальную дорогу от каменоломни до будущего храма, обязательно с уклоном и основанием помощнее, что-нибудь из монолитного шлифованного железобетона по новейшим технологиям. Запрягаем десяток спецтягачей с толстенными металлическими тросами (высоколегированная спецсталь, усиленная на разрыв) и волочём это богатство на стройку. Крановщик матерится и отказывается поднимать столь чудовищный груз из-за боязни загубить технику стоимостью в десяток миллионов долларов. Вызываем боевиков ‘’Хезбаллы’’, они берут строптивого крановщика на мушку и заставляют-таки поднять этот злосчастный блок. Потом-второй, третий, четвёртый…на пятом чудо немецкой инженерной мысли безнадёжно ломается, и небогатая средиземноморская страна ещё несколько лет выплачивает долги за свою неосуществлённую наполеоновскую мечту.
Но как, скажите мне, как, чёрт побери, три тысячи лет назад древние люди при помощи зубил и верёвок смогли совершить то, что не по силам ныне самому тщеславному государству?! Поломав и так и сяк голову, мы оставили решение этой загадки более грамотным специалистам и двинулись на осмотр собственно города, упомянутого египтянами ещё в XVlll-ом веке до нашей эры.
‘’Хезбалла’’ тут везде: плакаты, листовки на лобовиках автомобилей, стикеры на дверях, портреты в рамках на стенах заведений, растяжки между домами и трёхдолларовые футболки у продавцов, что пасутся возле старинных развалин. Мы понимаем, что не ‘’Хезбалла’’ прячется в Баальбеке, сам Баальбек — это и есть одна большая ‘’Хезбалла’’, и выгнать её оттуда можно лишь со всеми жителями поголовно. Улицы наполнены торговцами, машинами, ремесленниками, фактически это и есть квинтэссенция настоящего Ливана, в пику бейрутскому лоску. Жители Баальбека, несмотря на постоянный поток туристов, не растратили гостеприимства, свойственного шиитам: улыбаются, с удовольствием фотографируются и угощают особыми пирожками с мясом, которые пекут только здесь и нигде больше.
Жаль, очень жаль покидать столь интересное место, но нам нужно ещё взглянуть на каменоломню, откуда и были вырезаны те блоки, что пошли на строительство храмов. По древнему восточному обычаю жители на вопрос »А как пройти в музей?» махали руками неопределённо-вверх и в разные стороны. Пришлось поймать попутку, благо ехать было недалече.
»Колоссаль!» — второй раз за день воскликнули мы, увидев огромный камень правильной четырёхугольной формы, брошенный неизвестными строителями.
Стройная теория с тягачами рухнула в одночасье: храм призывно сверкал под солнцем на солидном возвышении, а местность между пунктами добычи и строительства изрезана небольшими холмами. Даже блестящим специалистам, коими были прорабы ГУП »Главдревнеримстрой» не под силу решить такую сложную задачу, поэтому, как ни прискорбно сердцу прожжённого материалиста, приходится признать версию о вмешательстве внеземной высокоразвитой цивилизации (есть и такая). Тьфу, так и до летающих тарелок дойти можно…
Вечерело. Пора было возвращаться в ливанскую столицу. Но как же не хотелось отсюда уезжать!
- Может, заночуем здесь?
- А Эмиль?! Вдруг его Лёха Мороз поймал и теперь пытает?
- Водкой? Вполне возможно. Надо ехать, выручать друга…
Предчувствия не обманули: дым в комнате стоял коромыслом, на балконе Лёха с женой раскрашивали обессиленному Эмилю небо алмазами его безбедного будущего. Водка лилась рекой. Эмилич, как мог, оборонялся закуской из своих припасов, но осилить такое количество выпивки был не в состоянии. Кериман мужественно сменил его на боевом посту; я же предпочёл отсидеться в христианском квартале неподалёку.
Ночная жизнь кипела, к модным клубам подъезжали »мерсы» и »хаммеры» золотой молодёжи, цены в меню становились всё длиннее, а юбки расфуфыренных красавиц всё короче, и потерявшийся посреди этого праздника жизни, я вдруг ощутил острое желание вернуться в свой Ливан — туда, где трещина на стекле дряхлого автобуса заклеена портретом Насраллы, люди искренне улыбаются и говорят »Салям алейкум», а над зеркальной гладью Средиземного моря грозно нависают замки крестоносцев.
Не сейчас. Когда-нибудь, может, в следующей жизни, мы вернёмся и пригубим из чаши местного гламура, но не сейчас. Потом…
О смиренной жестокости и воинственном милосердии.
Два вихря, два смертоносных потока ворвались в Баальбек одновременно с западной и восточной окраин, сметая испуганных его защитников. Если бы вы могли летать подобно охотничьему соколу, что высматривает на земле добычу, то увидели б две чёрные реки всадников Аллаха, заливающие каменные улицы, и вспышки молний — то сабли сражающихся высекали предсмертные искры. Отряд эмира Арефа появился неожиданно со стороны Ливанского хребта и уже рубил остатки баальбекского гарнизона на ступенях храма Юпитера. Его брат Керим ворвался с нукерами в городскую церковь, где укрывались христиане, и совершил акт жестокости, перебив вооружённых защитников вместе с невинными прихожанами, среди которых было немало женщин. К вечеру всё было кончено. Десятники рыскали по улицам и окрестным деревням, набирая лучников; пленных отдали по дешёвке в рабство набежавшим бедуинам — этим шакалам пустыни. Потом они выручат хорошие деньги на невольничьем рынке в Дамаске.
Два брата встретились в зале храма Бахуса, где у христиан находился штаб гарнизона. Нападение было столь внезапным, что скудная казна осталась нетронутой, а под шатром начальника кафиров валялись сургучная печать и резной кинжал тонкой дамасской работы. Ареф и Керим обнялись. Перед ними в немом своём великолепии застыли колонны древнеримского святилища.
- Видел ли ты, брат, нечто подобное?
- Клянусь Аллахом, предки кафиров умели строить! В самом Каире мало найдётся дворцов, сравнимых с этими чудесными творениями рук человеческих! Наш отец был прав…, — они вышли через боковой вход и остановились, созерцая.
Время и недавнее землетрясение изрядно потрепали храм Юпитера: крыша его наполовину обвалилась, остатки колоннады центрального входа валялись по двору никем не убранные. Баальбекцы говорили, что когда-то пытались расчистить площадь, но не смогли сдвинуть с места огромные каменные глыбы с резной росписью. Наверное, сам Создатель помогал древним в их свершениях.
Ночевать решили здесь же. Утром отряд, изрядно пополненный новыми воинами, выдвинулся обратно в Бейрут. Я заметил, что Керим еле держится в седле от недосыпания и мрачен, как самая чёрная туча, идущая с моря в сезон дождей.
- Что с тобой, брат? — подъехал к нему Ареф. — Какой недуг, душевный или телесный, оставил печать на твоём челе? Почему невесел ты, словно возвращаешься не с благой вестью победы, а с позором поражения?
- Вчера я радовался вместе с тобой и возносил хвалу Аллаху за наши успехи, но ночью…
- Что же произошло ночью?! Кто-то потревожил твой сон? Или дурные сновидения отравили покой?
- Я видел их. Тех несчастных, кровь которых пролил вчера на церковный алтарь. Я видел раны, что нанёс им, смотрел в безжизненные глаза молодых женщин и стариков, не в силах сдвинуться с места. Сам Иблис приоткрыл ворота преисподней, и оттуда они тянули ко мне руки, словно возжелав забрать с собой, и плакали, и стонали. До утра я не мог сомкнуть глаз…
- Ты пролил кровь невинных? Наверное, ты забыл закон священного джихада: он может вестись только на землях дар аль-Ислама и только с вражескими воинами. Пусть эта бессонная ночь будет нам всем уроком.
- Я не сказал тебе самого главного. Посмотри. — Керим вынул саблю из ножен. Её острие было обагрено потёками крови. – Пятна обезобразили клинок, как ни старался я вытереть их. Это дурное предзнаменование.
- Слова отца сбылись. Ты взял на душу тяжкий грех и должен искупить вину перед Аллахом. Я думаю, он подскажет тебе путь. Прислушайся к своему сердцу и поступай по его велению, а мы, твои братья, всегда поддержим тебя.
В Бейруте уже ничто не напоминало о боях трёхдневной давности. Утренний сук* кипел, как и раньше, неистовой торговлей, в порту рыбаки вываливали корыта со свежим уловом. На улицах и площадях не переставали громогласно восхвалять милость султана, желая ему новых побед. Салах ад-Дин выступил немедленно, за один день достигнув и захватив Джебайль — древний финикийский Библос.
Город ещё не пришёл в себя после Большого Сирийского землетрясения: двадцать лет назад в живых здесь, говорят, остался лишь один человек. Но замок госпитальеров был почти целым, и на его открытой площадке египетский — а теперь уже и ливанский — владыка принимал ключи от городских ворот. Немногочисленный гарнизон крепости даже не сопротивлялся и весь перешёл на сторону сарацинов.
После вечернего намаза, когда в переполненный шатёр повелителя уже заносили куски дымящейся сочной баранины и кувшины с охлаждённым шербетом, в нём появился Керим, необычайно серьёзный и печальный для столь радостного часа. Эмиры и нукеры, испытавшие на себе его тяжёлый взгляд, поспешили покинуть палату; Ареф знаком велел мне остаться. Султан Юсуф сидел неподвижно и ничем не выдавал своего душевного расположения. Лишь глаза его, прищурившись, проницательно смотрели на сына. Он как будто знал, о чём пойдёт разговор. Керим подошёл и преклонил колено:
- Я принял решение…
- Можешь дальше не говорить. Я всё понял ещё тем утром, когда вы вернулись из Баальбека. У тебя было лицо не воина, но суфия.
- Я совершил тяжкий грех, и оружие моё испачкано кровью невинных.
- Твоё оружие отныне — священный Коран и суры его на твоих устах. Это решение достойно мужчины и я благословляю его. Я всегда мечтал утверждать волю Всевышнего книгой и молитвой, но вынужден делать это мечом. У тебя иная судьба, иное предначертание. Так угодно всемилостивому Аллаху и не нам, жалким рабам, перечить его желаниям.
- Прости, отец, я наверно подвёл тебя и своих братьев, сражающихся против кафиров.
- Не беспокойся. Главное уже сделано. На отрогах Хаттина теперь стоит часовня Куббат ан-Назр, как символ нашей победы. Из Египта пришёл мой брат Малик аль-Дин со своим войском и захватил всю Палестину. Совсем скоро мы покорим последний бастион крестоносцев Тир и с триумфом войдём в священный Аль Кудс. Я буду счастлив, зная, что мой сын молится Всевышнему за наши успехи. Я отправляю Эльчина на захват Триполи, ты поедешь с ним. Потом вы вернётесь в Дамаск, он станет наместником, а ты поступишь в монастырь суфиев при мечети Джамиль аль-Омауи. Он самый почитаемый в городе, там будут рады новому монаху. А мы с Арефом пойдём немедля на юг и сделаем то, что не удалось султану Нуреддину и его отцу славному Зенге: сочтём дни Иерусалимского королевства!
